о тех, кто совершил этот наглый налет.
После того как кавалерийский отряд, к сожалению, никого не обнаружил, д’Артаньян приказал усилить военные посты при переправах на Лисе и велел крестьянам внимательно наблюдать за окрестностями. Тщетно! Разбойников так и не нашли, а пограничные инциденты, к великому отчаянию губернатора, продолжались. В июне в земли испанского короля были угнаны голландцами городские торговцы лошадьми. Крайне раздраженный интендант Лепеллетье потребовал от министра, чтобы Франция заявила официальный протест губернатору Испанских Нидерландов: «Г-н д’Артаньян или г-н граф де Нанкре могли бы, монсеньор, если Вы сочтете это уместным, запросить о причине этого происшествия г-на графа де Монтерея и даже пригрозить ему репрессиями против подданных испанского короля, если он не ответит».
Стараясь утихомирить возмущение французов, губернатор Нидерландов г-н де Монтерей принял свои меры и специальным приказом запретил проникновение в испанские земли как голландским, так и французским войскам.
Спокойствие длилось недолго. 17 октября произошел новый инцидент. «Голландским отрядом», явившимся из испанской крепости Слейса, было совершено нападение на редут Стеенстраате на канале между Ипром и Ньивпортом. Это нападение повлекло за собой гибель троих и пленение еще 12–13 французских солдат. В это же время крепость Комин оказалась ослаблена в результате дезертирства большой части гарнизона, что заставило губернатора Лилля послать туда новый отряд.
Д’Артаньяна занимали и другие обязанности. Существовал обычай в каждом городе королевства отмечать все победы короля и дни рождения членов королевской семьи устроением народных празднеств: следовало петь Те Deum, стрелять из пушки, зажигать потешные огни; на севере также организовывали большие ристалища и состязания лодочников. За время пребывания д’Артаньяна в Лилле не было ни одного месяца, чтобы церковные колокола не возвещали радостно о подобных праздниках. Так, были отпразднованы день рождения герцога Анжуйского и многочисленные победы молниеносной голландской кампании: взятие Рейнберга, Орсоя, Бюдериха, переход через Рейн…
Михаил Боярский в роли д’Артаньяна
Еще одной заботой мушкетера было ускоренное возведение новых укреплений, строившихся согласно плану губернатора крепости Вобана. Д’Артаньян посещал строительные площадки, строго упорядочил надзор над рабочими, всегда готовыми к бунту против нанимателей, подгонял небрежных или слишком медлительных инженеров.
Он также интересовался пиротехническими разработками никому не известного швейцарского капитана по имени Грожан, изобретшего гранату, способную взрываться без поджигания фитиля, а просто при контакте с землей. Это было революцией в военном искусстве XVII века. Губернатор сразу же понял, сколь огромный интерес представляет подобное взрывное устройство при стремительном штурме. «Г-н граф д’Артаньян, – писал интендант Лепеллетье в письме к Лувуа, – счел это изобретение оригинальным и столь полезным, что хотел бы, чтобы Вы заказали его для мушкетерского полка».
Вобан, присутствовавший при испытаниях, проявил не меньший энтузиазм и счел эти гранаты «весьма изрядными» и подходящими для королевской армии. Лувуа заинтересовался и просил составить меморандум по этому вопросу для сообщения Людовику XIV. Что из этого вышло в дальнейшем, неизвестно.
Как настоящий гасконец, д’Артаньян далеко не всегда отличался уживчивостью. Не терпя ни малейшего ущемления своего авторитета, ни малейшего нарушения дисциплины, он свирепствовал каждый раз, когда чувствовал в этом необходимость. Опыт длительного командования в элитных войсках привил ему вкус к личному вмешательству во все дела, вплоть до мелочей. Более того, следует сказать, что он «состарился на службе бранной» и с годами его недостатки становились все более явными. Именно в Лилле полностью проявился его авторитарный и несносный характер.
В июле произошла первая ссора с одним из работавших в крепости инженеров, Огюстеном Леаке, шевалье де Монживро, по словам Сен-Симона, «человеком исключительным», сколотившим большое состояние, несмотря на «малоприглядную репутацию». Как генерал-губернатор, д’Артаньян настаивал на том, чтобы ему докладывали обо всех фортификационных работах, в то время как Монживро, проработавший в Лилле уже пять лет, не желал подчиняться никому, кроме Вобана, на тот момент отсутствовавшего. Ссора разразилась после того, как инженер приказал в двух местах перерыть старые городские укрепления, помешав г-ну губернатору совершить ежедневный объезд города верхом. Недовольный тем, что его вовремя не поставили в известность, д’Артаньян примчался к г-ну Монживро с требованием немедленных объяснений подобного неисполнения долга. По счастью для инженера, его в этот момент не было дома. Губернатор попросил сопровождавшего его майора оставить ему письмо с повелением как можно быстрее восстановить объездную дорогу, чтобы он мог снова нормально совершать свои инспекционные объезды. В течение восьми дней письмо оставалось без ответа.
В начале августа Монживро явился к д’Артаньяну в его частный дом на улице Аббьетт. В этот момент д’Артаньян с тростью в руке и в огромной шляпе с галунами прогуливался в саду, окруженный двумя десятками офицеров гарнизона. Увидев вошедшего инженера, он приложил руку к шляпе.
– Сударь, нужна ли вам от меня какая-либо помощь? – вопросил он с явной злобой, но при этом самым вежливым тоном.
– Нет, я зашел просто навестить вас.
– В таком случае я просто не заслуживаю того, чтобы вы столь утруждались. Это уже слишком. Считайте, что я вам за это благодарен.
– Но господин губернатор…
– Сударь, мне кажется, я разговариваю вполне вежливо.
Вам не на что жаловаться. Честь имею.
И д’Артаньян, не говоря больше ни слова, но в высшей мере с вызывающим видом развернулся на 180 градусов и продолжил прогулку. Страшно разозленный Монживро покинул сад губернатора.
Этим дело не окончилось. Три или четыре дня спустя д’Артаньян проезжал неподалеку от рвов, в которых работали пять или шесть человек; среди них был и инженер. Все почтительно приветствовали губернатора, за исключением последнего, который притворился, что не видит его. Этого гасконец уже не мог стерпеть. Еще один неучтивый поступок вдобавок ко всему предыдущему окончательно взбесил его. Он явился к интенданту, жалуясь, что его отказываются приветствовать.
– В следующий раз, когда этот инженеришка откажется приветствовать меня на находящейся под моим командованием территории, – добавил он, – я размозжу ему голову, чтобы научить уважению к старшим по чину. Я предупреждаю вас об этом заранее с тем, чтобы г-н Лувуа знал, что я ничего не делаю в запальчивости.
Последнее замечание просто великолепно: д’Артаньян был весь красен от гнева! Его еще никогда не видели столь подозрительным и столь разозленным. Г-н де Монживро, со своей стороны, поспешил написать Лувуа, жалуясь на неучтивое обращение с ним нового губернатора. Естественно, он представил дело в свете, выгодном ему самому. Лувуа подождал некоторое время вестей от д’Артаньяна. Поскольку их не последовало, он послал ему письмо с упреком:
«Не получая от Вас известий по поводу всего того, что произошло в Лилле после возвращения Его Величества, я не мог не прочесть Его
